За недолгое время работы стало одним из самых модных заведений, удачно сочетая в себе ночной клуб и кафе-ресторан. Попадая сюда, завсегдатаи клуба - успешные молодые люди и, конечно же, самые красивые девушки - оставляют снаружи суету мегаполиса и погружаются в неповторимую дружелюбную атмосферу. Вечерами сюда стекаются сливки тусовки. Два раза в месяц клуб приглашает в гости знаменитостей - ди-джеев и музыкантов с мировыми именами. Эти вечеринки всегда радуют, приятно удивляют и надолго запоминаются тем, кому посчастливилось на них побывать. Список артистов, что уже побывали в клубе, соответствует самым модным европейским танцполам. Заказав себе место за уютным столиком на втором этаже, Вы сможете отдохнуть и набраться сил, при этом Вам откроется потрясающий вид на танцпол, переливающийся красками и сиянием. Для оформления танцпола специально использовали материалы, некоторые из которых применяются при внутренней отделке настоящих космических кораблей и спутников! В стенах клуба легко знакомятся, общаются и влюбляются успешные жители мегаполиса, которые научились зарабатывать деньги, но не потеряли вкус к жизни. Те, кто хоть однажды побывал здесь, непременно возвращаются снова и снова...
Рука чуть сильнее сжалась на горле парня. Теперь скорее подобие руки. Пуля отскочила от брони, в которую превратилась грудная клетка ложного Хестона. Холокост обернулся к стрелявшему охраннику. Тот был напуган. Он готов был сделать, что угодно, лишь бы оказаться не здесь и не сейчас. Схватив второй свободной рукой его за шиворот Холокост приблизил лицо охранника к своему, скорее похожему на маску черепа, обрамленного огнем. Надбровные дуги произвели попытку сомкнуться на переносице. Холокост оскалился чуть шире. - Мы уходим, - он отбросил охранника к противоположной стене. Тело человека пролетело ничтожное расстояние, но ударилось о стену с такой силой, что оставило в нем вмятину, а сам позвоночник охранника переломился пополам. Наконец, обратив внимание на слова парня в своей руке, Холокост рассмеялся. – Ты еще не понял? Жаль. Я думал, ты более догадлив, - перебросив тело Александра через плечо, словно он и не был вовсе человеком, который напитывался радиацией за секунды, Холокост глубоко вздохнул. Ни одна лишня капля энтропии не пропала даром. Полностью поглощая излучение, выделяемое мутантом, чудовище насыщалось. Под броней стали виднеться до того едва видимые прожилки состояния, словно кровь – неведомая жидкость бурлила и вскипала, от чего сам сплав костюма нагревался и обжигал все, к чему прикасался. – Урок усвоен, я думаю, - Холокост обвел взглядом жавшихся к стенам врачей и охранника. Затем посмотрел вверх. Туда, где решетчатые окна коридора показывали лишь наполненное белыми тучами небо. Каждый шаг гиганта отзывался толчком сотрясения всей поверхности. Он мог бы убить их. Он мог бы разрушить все здание. Он мог бы насытиться кровью и насилием. Но что-то подсказывало ему, такого делать не придется – это место, это земля, сама по себе, была проклята, пропитана плотью и криками, усыпана останками сотен людей, и самое важное – он этого не понимал, но принимал – тот, кто владел этой землей, знал все это.
Расстояние было преодолено за считанные минуты. Скажите – невозможно. А попробуйте это описать. Сейчас вы в одной точке мира, через минуту в другой. Излучение Александра было поглощено Холокостом полностью, без остатка и только что-то внутри останавливало чудовище не иссушить парня до конца, до того как сам он начнет осознавать, во что превратился. Континент, океан, - все пронеслось будто в перемотке ускоренной фильма. Не было времени что либо смотреть, не осталось и шанса, что либо осознать. Сейчас они были в одном месте, а через пять с лишним минут в другой, при этом можно было судить насколько не просто далось это расстояние даже ему. Опустив юношу рядом с собой в темном переулке пока неизвестного города, Холокост посмотрел на него. Глазницы были налиты раскаленным огнивом, вместо кожи и даже признаков человека высилась громада трех метров с сплошь покрытой броней сутью, которая изменчиво отражала солнечный свет. Под полупрозрачными пластинами ног и рук можно было уловить очертания то ли дыма, то ли пламени, вращающегося внутри. Минута, чуть меньше. Хрустнув шеей чудовище стало преобразовываться. - Неплохо, хотя я надеялся на большее, - произнес он уже человеческим голосом, исторгавшимся из глотки обычного представителя людей. Светло-русые волосы были зачесаны назад. Высокая стройная фигура облачена в костюм, поверх которого был накинут иссиня-черный плащ, но все же он подчеркивал идеальные, даже слишком, формы – словно бы представитель сей рода людского днями не вылезал из спортзала и сидел на всевозможных диетах. Было в нем и некое природное очарование – цвет глаз, улыбка, которой он одарил парня. Рука, облаченная в кожаную перчатку, была протянута Александру, подняла его с земли. Мужчина похлопал парня по плечу, криво ухмыльнулся и повел за собой. Ладонью он взъерошил волосы парня, когда они остановились у входа в заведение, которое недвусмысленно обещало экстаз и хорошую выпивку. – Для нашего общения вполне сойдет. У меня в твои годы выбора не было, кроме хирургического стола, - оскалился мужчина. Внутри был приглушенный свет. Музыка наполняла зал. И пусть сейчас был разгар дня – на сцене крутились, вертелись вокруг длинного шеста под потолком хорошенькие ножки одной из прелестниц. Да, людей было немного, однако не толпы Немезис жаждал. На минуту задержав взгляд на очередном сальто мортале девушки, которая раздвинула ноги под углом в сто восемьдесят градусов, он слегка толкнул следовавшего рядом с ним парня вперед. К ним подошла одна из официанток, одетая, как и подобает заведению, почти ни во что. Короткая юбка открывала округлость ягодиц и трусики, лишь полоской очерчивающие интимные закрытые зоны нимфетки. Грудь обрамлял едва скрывая налитые кровью соски бюстгалтер кричащего красного цвета, поверх которого была накинута полупрозрачная бела блуза. Официантка большими зелеными глазами воззрилась сначала на Александра, все еще пребывающего в форме пациента Аркама – то есть в откровенном безвкусие единой рубашки и широких брюк, затем перевела взгляд на Немезиса. Она сделала неуклюжий реверанс. - Сир? Мужчина издал легкий смешок. - Встань, Кларисса, - он поднял девушку на ног за подбородок. Официантка затрепетала точно осенний лист на ветру. Казалось биение ее сердца можно услышать за милю. – Терпеть этого не могу, - брезгливо отозвался Холокост. – Мы с другом сядем у дальнего столика. Принеси ему одежду, нам – выпить и, - он оглянулся на парня, - мясо с кровью. А и еще, - уже направляясь к уединенному углу столика, и направляя за собой, парня отозвался он, - не надо, чтобы Она узнала пока, что мы здесь. Пусть будет нашей маленькой тайной. Девушка широко улыбнулась и поторопилась все исполнить, как ей было велено. Усадив Александра на диван, Холокост сел напротив, скинул с себя пальто и расстегнул пуговицы пиджака. Откинувшись на спинку мягкого дивана, он оглядел сгорбленную фигуру парня. Во взгляде будто что-то проявилось. С минуту они сидели молча, пока к столику не подошла одна из девушек. Под коротеньким блестящим платьицем не было ничего, ни намека на белье. В руках девушки был поднос. Оскалившись во все тридцать два зуба, Немезис расставил ноги и больше откинулся на спинку кресле. Девушка приземлилась ему на колени, после чего быстренько поставила на столик пепельницу, пару бокалов, бутылку дорого виски и пиалу с нарезанными в нее крупно овощами. - За счет заведения, - поерзав на коленях у мужчины, отозвалась она. Холокост приобнял девушку за талию и что-то прошептал ей на ухо, после чего она громко рассмеялась. Девушка встала и направилась обратно к стойке. Мужчина послал ей воздушный поцелуй. - Ты ей понравился, - оскалился он, разливая виски по бокалам и пододвигая миску с овощами ближе к парню. – Но боюсь, если я ее захочу трахнуть, то не успею даже возбудиться, не говоря об оргазме, - закурив, он вновь откинулся на спинку дивана. Музыка стала чуть громче, на платформе появилась новая девушка. Белье тигрового цвета переливалось блестками, на шею был обмотан шарф, которым она ласкала то шест, то себя. Спустя какое-то время, после созерцания сего представления, Немезис оперся руками о стол и посмотрел на парня, выдыхая в его сторону облако дыма. – Ешь овощи, тебе полезно, - отозвался он, затем пригубив из стакана виски. Чуть поморщился, выдыхая спиртовые пары. – Хороший год. Год твоего рождения, - он взял в руку бутылку и быстро прочел этикетку. – Судя по моим подсчетам. Хотя сказать трудно. Знаешь, когда я родился? – он многозначительно поднял брови. – Хрен знает когда. Нет, на самом деле, своим рождением я считаю тот хирургический стол и когда меня собрали по частям, но до того… Я был похож на тебя. Разве что был более красив. Без обид, - он поднял руки. Затянулся. – У меня было стройное тело, как сейчас, это. Длинные белокурые волосы. Светлая кожа. Безумно голубые глаза. Твою мать, да я мог иметь девок направо и налево. Но… пф, так вышло, что не хотел. Есть в жизни вещи более прекрасные нежели просто трахаться направо и налево или ловить кайф. Ты ведь наркоман, верно? – он ухмыльнулся. Подмигнул Александру. – Это все из-за твоих опекунов. Не родителей. Нет. Опекунов. Наверняка ты начал с того, что задавался вопросом, кто я, почему я такой, почему люди вокруг меня вдруг умирают, почему я несчастен, но тащусь от этого так, что стонать от удовольствия хочется. Исправь меня, если я не прав. Просто дело в том, что твои… формальные родственники были людьми. А люди не годны ни на что кроме прислуживания, - он кивнул в сторону смотрящих на них стриптизерш, - и удовлетворения примитивных потребностей. Посмотри на них, они готовы мне отсосать, потому что я гребаный призрак, красавец, король. Тебя они жалеют и воображают, что могут сотворить из тебя человека, поднять на ноги, но, - он раскурил новую сигарету, - подниматься нужно самому. Мне повезло – тебе нет. К чему все это? Холокост повел шеей и замолчал. К столику подошла Кларисса, успевшая снять трусики и бюстгалтер. Все внимание девушки было сосредоточенно на Александре. Поставив перед ним бифштекс с картошкой и зеленью хорошей прожарки, она медленно удалилась. - Ешь, - коротко кивнул Немезис. Его не волновало ничто. Хочет парень знать почему здесь – узнает. – Я знал твоих родителей. Твоих настоящих родителей. Я их знаю. Не мог же ты родиться в простой французской семье, где ни у кого не было таких талантов, как у тебя. Мужчина закинул ногу на ногу, откинул голову и глубоко вдохнул дым, так, что пламя сигареты ушло до самого фильтра. - Твой, если можно так сказать, дедушка – ты унаследовал его характер. Просто вырос в других условиях. Апокалипсис бы гордился тобой, - он посмотрел на Александра. – Сын.
То он выдает себя за лечащего врача лечебницы Аркам и называется именем Хестон, то разбивает собственную физиономию в кровь и устраивает показательные выступления для местной охраны, чтобы вытащить из-под опеки правительственного учреждения одного из самых опасных психов. На его физиономии появляется оскал от уха до уха. Исчезает, появляется, исчезает. Люди должны принимать это за улыбку - вокруг вертятся одни только девочки, ждущие чаевых, и они с готовностью подыгрывают. То он среднего роста психиатр, с короткой стрижкой и темными волосами, плотным телосложением. То он высокий худощавый хрен знает кто, с впалыми щеками и намеками на небритость. Внешности меняет без труда и объяснений, оставляя неизменным один только взгляд. Тяжелый, пронизывающий до самых костей и поджаривающий их на медленном огне до возникновения корочки. Француз сидел на диване и старательно вникал в то, что ему вешали на уши. Его истощенная фигура была скукожена, он занимал минимум места на предоставленной ему для расслабления мебели. Сгорбив спину и иногда кивая на слова незнакомца с впалыми щеками, он пытался догнать, кто он есть и где находится. Как после большой пьянки, завалившись в чужую квартиру и свалившись на чужую постель, утром пытаешься восстановить память по подсказкам, оставленным заранее. Прописать на руке авторучкой свое имя и определение личности в пару слов - лучший вариант. Эрик Манчестер - задрот и любитель комиксов. Напился в зюзю после комик-кона. Джон Раш - хренов врач. Не появлялся дома вторую ночь, отключил мобильный и топил амбиции в бутылке. Александр Тьерри - наркот и фанатик. Отсрочил дату конца света еще на некоторое время. Мир перед глазами расплывался и таял как сделанный из льда кусок дерьма. Человек с впалыми щеками продолжал что-то втирать про свои возможности, про недотраханых девок и какую-то родню. - Encule, - пробормотал француз. После тесного общения с сидящим напротив он не чувствовал в себе и намека на какие-то силы и энергию. Опустошенность была сильнее, чем в камере Аркама, где его пичкали экспериментальными препаратами и блокировали ошейником. Состояние было не тем, чтобы продолжать сидеть на диване и слушать его непрекращающуюся болтовню. Сидящий напротив лил слишком много воды и забивал башку информацией, которую француз не мог переварить. Француз балансировал на тонкой грани между потерей сознания и реальностью, в которой его мозг продолжали засорять откровенной хренью. Он уже не слышал слова, но мог поклясться, что видит их. Видит, как за спиной размытого незнакомца появилась его семья. Отец и мать, разрывающие глотки в приступе ненависти друг к другу и к тому, кого вынуждены содержать в своем доме. Отец размахивал руками, отходил в сторону и отворачивался, пока мать пыталась докричаться до него. Вскидывала руки и вертела головой. От движения они оба сливались с пространством и становились его частью. - Хватит, - уперев локоть в колено, француз подался вперед всем телом и рукой закрыл глаза. Между отцом и матерью, сливающимися с пространством, появился он сам, только версия помоложе и не такая обкуренная. Теперь мать была в стороне, всхлипывала и проливала слезы, пока ее муж и сын надрывали глотки, изрыгая взаимные обвинения. Крик оборвался и самым громким звуком стало то, как рыдает мать. Она подняла глаза и закричала, увидев нависшего над мужем сына. Его руки были в крови. - К чему ты клонишь, le con. Француз не был уверен, что говорит вслух или вопрос только проносится у него в голове. Образ родителей исчез, накрывший слоями пульсирующего воздуха, походившего на болото. Из этого болота появлялись пузыри и лопались с громким чпоканьем. Сидящий напротив продолжал говорить и от его слов каждый раз появлялись пузыри и лопались, разбрызгивая по сторонам болотную жижу. В одном из этих пузырей француз различил слова Апокалипсис и сын. Повисло молчание, которое длилось так долго, что, казалось, француз успел состариться и проститься с жизнью ссохшимися морщинистыми губами. - Сын? После последней ссоры с отцом, когда тот назвал его выродком, француз не до конца верил, что его семья была на деле не его семьей. Расклад 50 на 50, что он встретит того сукина сына, что признает с ним родство спустя десятилетия после рождения. Расклад такой, что француз собирался вломить новоявленному папаше в рожу и вдавить нос в череп. - Кого ты поимел, чтобы называть меня так, fils de pute. Узнай француз о том, что настоящий отец сидит прямо перед ним и заливается долгими речами, он бы набросился на него. Он обратился бы в свою собственную ненависть как оборотень в полнолуние и разорвал бы его на куски. Из ноздрей шел бы дым. Разбитые в кровь кулаки дымились бы от трения о щетинистую физиономию появившегося в его жизни отца. Узнай француз о том, что его настоящий отец жив и знает о его существовании, он придавил бы его к полу и оставил бы на холодной поверхности кровавый отпечаток его физиономии с большой буквой "о" где-то в центре, где находился бы рот. Француз протащил бы его по всему борделю, на полу оставляя полосу кровавого следа.
Девушки трудились на славу. Несмотря на то, что посетителей днем было не так много, каждый танцовщица выкладывалась по полной программе. Длинные ноги, откровенные наряды, которые порой сами собой слетали со стройных тел, белых, черных, усыпанных блестками или просто натертых до блеска эфирным маслом. Запахи заведения были сплошь приятны. Это вам не какое-нибудь дешевое заведение, пропахшее блевотиной, прокисшим пивом и запахом потных тел. Нет. Здесь пахло, как в раю – аромат женских духов, немного благовоний, едва чувствуемый запах свежей мяты, чьи листочки были развешаны над барной стойкой вперемешку с чаевыми, которые оставили посетители. После очередного оглашения имени следующей красавицы, на сцену выходила новая, вытворяя с подручными средствами и шестом такое, от чего даже у импотента бы зашевелилось в штанах и напряглось все. Вивика, - раздался шепот диджея в колонках, и на сцену вышла прекрасная мулатка, с длинными, подобно волнам, струящимися по спине и плечам черными локонами волос. Тело было заключено в красную кожу, красный боа был перекинут через шею, а кожа отблескивала от света софитов. Мужчина оторвал взгляд от прекрасного видения и вновь посмотрел на парня напротив себя. Мясо стыло, бутылка виски согревалась, маленький уголок, в котором располагался их стол, медленно заполнялся облаком табачного дыма. Холокост улыбнулся, точнее говоря, оскалился. - Манерам тебя твои опекуны не научили, как видно, - в голосе послышались насмешливые нотки. Перед ним сидел его сын, но какой – жалкий, ничтожный, только и умеющий, что жалеть себя, да быть злым на весь мир. Почему? Потому что сейчас на большее он не был способен. Не это входило в планы Немезиса – найти отпрыска родного тебе по крови и увидеть его в плачевном состоянии торчка-задрота, который не в состоянии решить спор с самим собой и своим внутренним эго, рвущемся на свободу, как из клетки тела, пропитанного парами спирта и уничижения. Жалеть себя может каждый. Обвинять в своих страданиях других. Биться головой о стену. Александр был не каждым. Следовало просто столкнуть этого сосунка еще раз с реальностью, да побольнее ударить о факты, чтобы кровь хлынула носом, и глаза из орбит повылазили. - Spectacle pitoyable. Abominablement. Немезис притянул к себе бутылку. Налил в стакан янтарного цвета напиток, затем – во второй и направил его поближе к парню. Отпив и шумно выдохнув, он чуть подался вперед. - О, твоя мать была тогда крайне возбуждена, - смотря на Тьерри, отозвался он. – Если я правильно все рассчитал, конечно. Знаешь, как оно бывает. Мы любим их, мы занимаемся с ними любовью, а они потом готовы нас на части разорвать за маленький подарочек, который появляется через девять месяцев на свет. У тебя тоже так было? – он поднял бровь. – Нет. У тебя было по-другому. Верно? Лучше убить того, кого любишь, но всегда любить и думать, будто бы ничего и не произошло, верно? – Холокост рассмеялся, хлопнул рукой по столу, вновь откинулся на спинку дивана. Он словно играл с жертвой, как кошка с мышонком, что попался в лапы – только в данном случае игра была больнее, болезненнее, чтобы разбудить Александра, чтобы вывести его из царства гнусавого втолковывания собственного унижения. – Если хочешь, я могу назвать тебя иным именем – поддонок, сучонок, бастард? Что больше нравится? Понравилось, как тебя унижали твои приемные родители? Они ведь унижали тебя, я это вижу. Не надо к гадалке ходить. Нахлебник, подкидыш, - что еще они выдумали? А ведь они приняли тебя отнюдь не с бескорыстными целями. Сколько им дали за тебя, как думаешь? Сколько им дали, чтобы поставить тебя на ноги, вырастить, воспитать? Им было мало. Им всегда было этого мало. Через пять лет они забыли о деньгах. Через пятнадцать уже видели в тебе задатки, которые унижали их самих. Через двадцать – ты стал для них окончательно чужим, они боялись тебя и потому унижали тебя, заставляли чувствовать уродом, болезнью, чумой, - каждое слово было наполнено если не ядом, то точно презрением, Немезис буквально выплевывал воспоминания и предположения, словно что-то мерзкое, недостойное более секунды задерживаться в общении между ним и сыном. Мужчина осушил бокал залпом. Сглотнул обжигающую горло жидкость и вновь посмотрел на француза. – Они не могли и не хотели понять, не хотели узнать – кто ты на самом деле. Простой подкидыш какой-то богачки, которая не хочет тебя воспитывать и знать. Все мы были молоды. А первая ошибка – ее нельзя считать ошибкой. Не вини свою мать. Вы ведь с ней похожи. Одинаково несговорчивые, одинаково страстные натуры, привыкшие разбираться в одиночку сами с собой и своими демонами и всегда проигрывать им, поддаваться порой на собственную слабость, - он сделал затяжку. – Трудно полубогу расти среди смертных. Помнишь миф о Персее? Или Тесее? Ясоне? Черт, сколько же их было, - усмехнувшись, мужчина поднялся со своего места и повернулся лицом к сцене, где соблазнительная мулатка, уже избавившаяся от верхней части белья, плавно двигалась под ритм музыки. Опершись руками о стол, Холокост продолжил: О, нет, мой мальчик, твоя мать не одна из этих шлюх. Как я уже сказал, я убью их раньше, чем они осознают приближение смерти. Всадник Смерти. Один из Всадников Апокалипсиса. Приятные слова, которые и согревают только душу и то время, что я упустил, когда ты родился. Возможно, ты мог бы вырасти более сильным, более психически стабильным, без этой жалкой привычки забираться с головой в белый порошок и не вылазить из кайфа неделями, лишь бы не помнить себя, - мужчина покачал головой. – Ты жалок. Ты хил. Ты слаб. Посмотри на себя. Я не высушил тебя досуха, лишь взял столько, сколько было необходимо, а ты даже вилку поднять не можешь, даже чертов стакан в руках удержать. Чувствуя вину за совершенное и одновременно горя желанием уничтожить все вокруг себя, ты ничем не отличаешься от той мрази, в семью которых она отдала тебя. Ты уподобляешься им, хотя мыслишь иначе, хотя твоя природа другая. Ты совершенное создание, а ведешь себя как какой-то паразит, - смотря на парня не мигающим взглядом, несколько более холодно и уничтожающе, Холокост сделал едва заметное движение лишь двумя пальцами. Тело Тьерри само собой поднялось с дивана, лицом приближаясь к мужчине. – Переоденься и сними одну из этих потаскух. Ешь. Пей. Наслаждайся той властью, которая досталась тебе по наследству. Прекрати жалеть себя. Прекрати впадать в отчаяние, каждый раз, как твое тело вычищает вены от очередной дозы дешевой наркоты. Перестань быть французским щенком переростком. Ты гребанный, мать твою, принц, как в гребанной сказке. Не чей-нибудь, а мой сын. Сын Холокоста. Который вернулся с того света, и не намерен терпеть слабость от других, - сила оттолкнула Александра опять на диван. Смотря на француза, Холокост выпрямился. Полумеры – были не для него. Кто-то бы наверняка сказал, что все могло произойти иначе – более сопливо, более нежно, только, знаете что, это вам не гребанная сказка. Здесь принцессы умирают, их трупы трахают гномы, а принцы в это время дрочат на порно кассеты в видеосалонах дешевых районов гетто.
Отправлено: 09.12.11 19:49. Заголовок: Отброшенный на диван..
Отброшенный на диван, француз упирался в него руками не поднимая головы. Смотрел не моргая, соображая, что только что с ним произошло. Слова доходили туго. Они словно преодолевали расстояние в целую жизнь и доносились из далекого прошлого. Из того момента, когда как раз отцы должны разговаривать со своими сыновьями, вдалбливая им в голову правильные слова о том, кто они есть и что от них ждут. Вытирая рот тыльной стороной ладони, Тьерри смотрел на отца исподлобья как дикое животное, захваченное из неволи и перевезенное в зоопарк на всеобщее обозрение. Француза не покидала мысль, что с этой речью сильно запоздали и дальше его реакция только усугубит дело. Он не мог и не собирался понимать, что помешало его родителям уничтожить его в утробе или воспитать как своего сына, произведя на свет. - Холокост, а? Всадник Апокалипсиса, - пережевывая слова, француз мотал головой. Что-то сообразив, он начал смеяться. Смех постепенно переходил в хохот психа, только что сбежавшего из лечебницы Аркам. - Nique ta mère! Так вот оно к чему все шло, а. Вот к чему был весь этот пафос и замыслы мирового масштаба! Я... черт подери, да я фактически нежеланный сын Конца Света. Киношники снимают фильмы, все спорят о том, каков ты будешь, а ты вот - кровь и плоть. И яйца на месте? - француз побагровел от смеха. - Двадцать семь лет назад точно были на месте! Люди ждали метеорита, который раздолбает планету. Расколет ее пополам, сечешь? Извержения вулканов, цунами. Пришельцев на космических кораблях, с лазерными пушками и выпуклыми черными глазами. Люди ждали пришельцев, какого хера явился ты? Какого хера ты ничерта не сделал, чтобы положить всему конец? Bordel de merde! Всадник Апокалипсиса спускается на землю, чтобы поиметь земную женщину и завести ребенка. Putain, это... это... это охренеть как мило! Воспитание, само собой, в этот грандиозный план не входило. Черт дери, пусть французы обосраного младенца моют, это не работа для Вестника Апокалипсиса! Тьерри давился от смеха. Обнаженные танцовщицы оборачивались и смотрели в их сторону, задерживая взгляды. В этих двоих мужчинах еще совсем недавно они видели потенциальных спонсоров своих капризов. Тугие кошельки с членом и яйцами, набитые деньгами до самых макушек. Срыв француза уменьшал их шансы получить хорошие чаевые. Прислушиваясь к иностранной речи и угадывая в выкриках парня отборные маты, они не решались подойти к ним. Приватные танцы доставались другим клиентам, которых нужно было отвлечь от шума голым телом и отработать свою смену. Трясясь от смеха, француз потянулся за стаканом. Принюхался, учуял виски и опрокинул в себя, обжигая глотку. Истощенный организм быстро среагировал на поступление алкоголя и выдал его обратно. Согнувшись, француз выложил выпитое на пол. - Забыл, я ж не пью. Но ты любитель этого дела, так? Я должен быть сильным, я должен уметь выпивать по полбутылки за раз, трахаться со шлюхами и мочиться дальше всех, чтобы доказать, что я достоин быть твои сыном! Ты появился и представился только сегодня, но я уже чувствую, как меня переполняет смысл жизни, - вздувая ноздри, француз ожесточенно жестикулировал, показывая по воздуху как от пупка и до груди у него внутри начинает циркулировать по крови чувство собственного достоинства и остальная муть, которую хотят видеть в своем потомстве родители. - Попробуем еще раз. Француз дотянулся до полупустой бутылки, стоящей на столе между ними. Взял ее за горлышко и резким движением ударил о поверхность стола, разбивая. - Знаешь, на самом деле это круто, что ты - это ты, - француз рванулся с места и преодолел разделяющее их расстояние. Навис над папашей, угрожая воткнуть разбитую бутылку ему в горло и располосовать сонную артерию. Теперь он был серьезен. - Имею ввиду, холокоста мне будет легче ненавидеть, чем какого-нибудь сранного Джорджа, Бена, Майкла. В этом больше смысла, а там уже посмотрим, кто из нас сделает всю работу и будет прав. Рука, с зажатой в ней разбитой бутылкой, дрожала. Француза разрывало изнутри от необходимости прикончить этого человека, но мускулы не слушались. Что-то мешало ему стать убийцей отца во второй раз. - Le con.
Распахнув дверь ногой, француз встал у раковины, включил холодную воду и стал обливать себя, мокрыми руками прилизывая волосы назад. Его еще трясло. Мельком взглянув на себя в зеркало, он стиснул зубы и со всей силы ударил головой, разбивая свое отражение. На зеркале появилась паутина трещин, в которые он не мог уже рассмотреть свою белую как полотно физиономию. - Плохой день? Уперевшись руками в раковину, француз повернул голову и посмотрел на владельца голоса через плечо. Он не привык вести разговоры в мужском сортире, но этот был пьян в стельку и не соображал, что выбрал не лучший момент. Плеснув в лицо еще воды, француз развернулся на пятках и направился к парню, стоящему у писсуара. Схватил его за волосы и толкнул вперед, размазывая лицо о плитку. Из разбитой губы и носа хлынула кровь. - Да, охрененно плохой день. Развернув парня, француз швырнул его на раковину. Он завелся и приложил к этому все силы, что успел восстановить. Лицо подвернувшегося под руку ублюдка было в крови, когда он падал на пол. Ударом о раковину ему выбило передние зубы. - Может, проблема в погоде, - француз ударил ногой по ребрам. Парень был без сознания, но ему на это было насрать. Он избивал его ногами, пока от ударов не стали хрустеть кости.
Оттолкнув парня обратно на диван, Холокост расправил плечи, размял шею и вальяжно сел обратно на мягкие подушки своего места напротив. Откинувшись на спинку дивана и расправив руки в стороны, по спинке дивана, смотря на реакцию сына, Немезис улыбался, едва заметно и, в какой-то степени мерзко, словно он ставил эксперимент над этим несчастным человеком. Так было отчасти. Мужчина ждал, он выжидал, когда нервы буквально натянутся до невозможности в организме Александра, и тот постарается сразу же выплеснуть всю свою агрессию на находящегося рядом виновника всех его бед в прошлом. Таким ли уж виновником всех бед молодого человека был Немезис? Да. И не спорьте. В конце концов, можно найти любые оправдания тому, что сын родился без его ведома, что жил у простых людей, что был брошен всеми, что превратился в это, нечто, едва ли походящее моральным обликом даже на человека, тем не менее, вина мужчины в этом была. Но какой смысл оглядываться в прошлое на ошибки, если ты не можешь учиться на них и принимать? Холокост с интересом разглядывал сидящего напротив Тьерри, отмечая мимику, жесты, малейшее изменение интонации голоса, переходящую от гнева в истеричный смех. Склонив голову на бок, он едва заметно вздохнул, приподнял одну бровь. Улыбка не сходила с его лица. Он не ожидал ничего другого от молодого человека и не ошибся. Вы можете представлять себе все, что угодно, все, что пожелаете. Будь вы на месте Немезиса, наверняка, вы бы жаждали, что сын поднимется, кинется вам в ноги или в объятия, будет море слез, море слов извинений и прощений – вы смешны, до коликов в животе. Разве так встречают того, кто погубил тебя, став причиной твоего появления на свет? Мужчина провел рукой по волосам, зачесывая их назад, краем глаза обращая внимание на остальных посетителей клуба и работниц, а также работников. Танцовщицы время от времени кидали в их сторону встревоженные взгляды, посетители оглядывались, охрана заметно напряглась уже приблизившись к столику странных гостей и остановившись у барной стойки, не явная агрессия и готовность в случае чего выдворить этих двоих гостей заведения за шиворот вон, кем бы они ни были. Немезис улыбнулся охранникам, поднимая ладонь вверх в знак, того что все в порядке и ничего страшного или экстраординарного не произойдет. Хотя его понятие нормальности было отличным от их. Немезис усмехнулся: - Не задерживается, - едва слышимо отозвался он, пронаблюдав сцену того, как организм молодого человека совсем не желает принимать в себя дорогой напиток. Щенок говорил и говорил. Поток слов, подобно поносу страдающего диареей рабочего, пестрил остротой, желчью и болью, которая причиняла больше неудобства не тому, к кому были слова обращены, а наоборот. Парень потянулся к бутылке, ударил ею о стол. В руках появилась самая дорогая «розочка» за всю историю, по крайней мере, этого питейного заведения и ближайших к нему кварталов. – Неужели? – смотря в глаза склонившегося над ним Александра, Холокост улыбался, чуть ли не сам подставляя шею под острые края стекла. В их сторону направилась охрана, мужчина предостерегающе поднял руку еще раз, чтобы они стояли на месте, не отрывая взгляда от покрасневшего от ярости лица парня. – Ты не представляешь насколько мне приятнее слышать это, нежели немедленное признание в любви и почтении, - по стеклу к горлышку потекла капля крови, от небольшого, скорее, случайного надреза. Темная густая капля, которая больше напоминала по консистенции и цвету нефть, дымилась и проедала бутылку. Рука парня задрожала. Задрожала и сжатая в пальцах бутылка. Улыбка Немезиса стала чуть шире, оскаливая острые клыки идеально белых зубов. Он смотрел прямо ему в глаза, не читал мысли, но догадывался о самой последней запятой или точке, что возникает в уме Александра. Само собой, таким простым способом убить его невозможно, создать для себя иллюзию избавления от чудовища – еще куда ни шло, и, поверьте, будь это кто-то другой, а не Тьерри, вряд ли бы Холокост стерпел слишком долгое мешканье. Противник был бы откинут в сторону к стене, с силой, которая бы просто-напросто переломала все позвонки в спине и шее. Однако сейчас был несколько иной случай; Немезис перехватил руку Александра за запястье, не слишком сильно сжимая ее, поднялся и посмотрел на сына так, как можно было бы в его случае описать взгляд теплым и отеческим. Вторая рука отняла бутылку. Холокост похлопал парня по плечу. - Сходи, освежись и переоденься, - он отвернулся в сторону все еще напряженных охранников, которые несколько были озадачены и одновременны рады, что не придется разнимать этих двоих в драке или того хуже, выносить тело одного из них через черный ход к помойке. – Все в порядке, господа. Кларисса, - он подозвал одну из девушек, жестом руки, - убери здесь. Мы уже уходим. Тьерри прошел мимо них слишком быстро. Все, что Холокост успел заметить, это скрывающуюся за поворотом в сторону уборных спину сына. Руки были сжаты в кулаки, внутри наверняка еще все кипело и бушевало. Невозможность вылить всю свою ярость на отца – что может быть хуже? Разве только невозможность вообще ее выплеснуть на кого бы то ни было. Немезис закурил, опираясь плечом о стену и наблюдая, как стройная представительница местных жриц любви, согнувшись в соблазнительной позе вытирает тряпкой пол и подбирает ручками большие осколки от бутылки. Ярость, гнев, вспыльчивость, вспыхивает мгновенно, не надо спичку подносить, и, когда он хочет рвать и метать, он так и делает, и все равно, кто рядом с ним. Немезис улыбнулся – интересно и немного печально, какова же его будет реакция на встречу с Морган? Может стоит еще немного повременить? Подготовить почву, найти полигон, вырыть окопы? Лучше не скажешь. Мужчина посмотрел на часы. Слишком долго чертов щенок торчит в сортире. Что он там подрочить решил? Оттолкнувшись от своей опоры, мужчина взял в руки оставленную парнем одежду, что принесла Кларисса, и направился в сторону мужского туалета. - А, развлекаешься, - открыв дверь и деловито стряхивая невидимую пыль со сложенного в руке костюма, усмехнулся Холокост. Дверь за ним медленно закрылась, мужчина прошел чуть вперед. Уронил сигарету на пол, притушил ее носком ботинка. Рука сжала плечо Александра и развернулся того лицом к Холокосту. – Одевайся, хватит ходить как монах в робе, - всучивая ему одежду, твердо отчеканил мужчина. – Мы уходим отсюда. А там не принято гулять с голой задницей, - Немезис, наконец, опустил взгляд на лежащего на полу человека. Точнее, на то, что оставалось от него и его туловища. Даже сквозь перепачканную кровью и измятую одежду было видно, как нехило чьи-то ноги прошлись по его косточкам, превращая целостный организм в мясной салат. Самое удивительное, бедолага еще дышал, хрипло, через рот, в котором осталось пара зубов. Мужчина, упер локти в колени, приседая и слегка наклоняя голову в бок. Указательным пальцем он провел по луже крови, которая растекалась от тела, затем, опустив палец в рот, распробовал с каким-то аппетитным причмокиванием вкус крови человека. - Пошли, пусть подыхает. Холокост выпрямился, посмотрел на сына и улыбнулся. - Ну вот, теперь ты выглядишь намного лучше, конечно, до моей красоты тебе далеко, - он подмигнул Александру и рассмеялся. От мужской комнаты, он провел парня за собой через кухню к черному ходу. Никто практически не обращал на них внимания. Видимо все дело в людской психологии. Ведь, если на двери написано – «Только для персонала», значит, в эту дверь заходит исключительно персонал или люди посвященные. Они вышли в небольшой загаженный переулок, олицетворяющий собой именно ту часть города, любого, которую простым туристам стараются не показывать, а жители о ней стараются не вспоминать. Помойка, сваленные в кучу коробки, запах гниения и экскрементов. Немезис направлялся, казалось, к выходу из этого гадюшника. По дороге при этом его фигура изменялась, сначала тело будто иссохло и одновременно стало увеличиваться в росте, а затем, будто бы человека перед Александром съели невидимые глазу паразиты, подменяя его на совершенно другой существо. Массивное тело, облаченное в толстую броню (что собственно и составляла собой все тело Холокоста) обернулось к парню и схватило его за грудки, отрывая от земли и перебрасывая через плечо. - Потом поясню, - утробный глубокий голос, от которого дрожали стекла на окнах окружающих их домов, обратился к парню с одним единственным предложением, прежде чем Холокост оторвался от земли и направился в сторону пункта их назначения, рассекая воздушное пространство будто ракета.
>> далее - Виндзорский замок [Англия, резиденция Холокоста и Элемент]
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 2
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме